Цепь.
"..."«Знаешь, в чём самое страшное, дорогой мой? В том, что мы все повязаны. Все – до единого. Дёрни за любую ниточку – потянешь ещё тридцать три, и какая-то из этих тридцати трёх пребольно дёрнет тебя самого. Потому что это не ниточки. Это цепи, сродни той, которой асы когда-то приковали Фенрира. Помнишь, да? Это было ещё задолго до города. Лай, спроси отца – он расскажет. Шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор – вот то, что связало Волка. У нас всё куда хуже, мой милый. У нас обрывки слов и чувств, невысказанные признания, мятые письма, осколки теней на мониторах и зеркалах, колыбельные в наушниках и сказки на ночь.
Тихий город - жадное место? Хах! Этот Город, Город, добраться до которого почти нереально – он куда более алчен. Давай отбросим книжки в кислотно-оранжевых обложках – старине Максу с трудом, но удалось вырваться. Этот же Город – он выпускает за свои границы без проблем. Просто он надевает на тебя цепь. Ту самую, которую даже и не заметишь, а заметив – не поверишь, что она способна кого-то удержать. Тонкая ниточка. В моём случае – шёлковая. Знаешь, из таких очень удобно плести удавки.
Какая глупость! Город, Пустошь, кольцо болот – древний Ктулху, богиня, мандариновый мальчик, куклы, семьи… Какая наивность – поверив в реальность этого города, поверить и в то, что он нас выпустит…
Я буду приезжать на Рождество и Масленицу, на восьмое марта, первое июня и все остальные праздники-выходные. Иначе не могу. Не могу приехать в будни – не могу не приезжать вообще. Потому что тонкая шёлковая ниточка-цепь тянет в Город, сокрытый за Пустошью и кольцом болот.
Я приеду, Лай, я обе…»
Звук упавшего на стол карандаша, глоток горького чая, взгляд в окно. Руки привычным движением сминают лист в бесформенный белый комок, испещрённый строчками неровного почерка. Бело-чёрное месиво отправится под диван, а недели через две, когда придёт пора генеральной уборки, попадёт в мусорное ведро.
У Вербы тоже бывают неотправленные письма.