Вот и Новый Год. Как и обещалось....

[Mugetsu-no-himemia]

... выкладываю долгожданные заказы.
Предупреждаю сразу. Энная часть фиков не выложена, потому что даненка Верба просто не успела проверить, вычитать и немножечко подправить. А сегодня мозги у даненки Вербы уже никакие. Потому некоторые получат свои презенты завтра/послезавтра. Простите, пожалуйста. Прошу не обижаться и на то, что кому-то получился драббл, а кому-то несколькостраничный фик. Просто так получилось. Это не значит, что тех, кому была написана малая проза, я люблю и уважаю меньше. Нет-нет. Ведь иногда и в паре слов можно сказать больше, чем в полусотенностраничном опусе)


Последняя ночь

для Вас, леди Джолли

Сидеть на холодном подоконнике и смотреть в серую даль было легко и приятно. Не надо было думать ни о чём. Не надо было сражаться, убегать, скрываться, прятаться, противостоять.
Покой и тишина.
С.С. приобняла свои колени. Рубашка Лелуша была ей велика, но тем же было лучше. Лёгкая ткань согревала. Хотя... и против холода Ведьма ничего не имела. Она привыкла к серости. Привыкла? На губах появилась усмешка. Серость была забыта ею в тот самый день, когда она повстречала этого глупого мечтательного мальчишку. Мальчишку, который заставил её вырваться из паутины однообразных дней и... ночей.
- Ты сегодня не сказала мне ни одной гадости... - с ухмылкой сказал появившийся в дверях Лелуш.
На нём не было ставшего привычным одеяния Императора. Он стоял в одних брюках, без рубашки, ведь последнюю с него стащила пару минут назад его сообщница, его пособница... его любовница.
- А толку? Ты всё равно не передумаешь, - флегматично ответила Ведьма.
Лелуш подошёл к ней сзади и обнял за плечи. Внутри С.С. что-то перевернулось. Будто на сердце появилась... нет, не рана, царапина. Глубокая, сильно кровоточащая, саднящая... Иначе и не назовёшь.
Лелуш осторожно коснулся губами мочки её уха. Она хотела было отстраниться, но безвольно откинулась в его объятия.
Они слишком много пережили. Нет, она могла бы уйти, если бы хотела. Но что-то останавливало. Что-то держало. Что-то не давало просто бросить... И ведь, фактически контракт был разорван. А может быть, именно потому что он был разорван... Может быть, оттого, что...
- Это наш реквием.
... оттого, что эта ночь была последней?


Фантазии в полутёмном ангаре, или о кофе, о джазе и о...

Единомышленница Ding Xiang, Вам - тык сюды

Принцесса Корнелия была женщиной жёсткой и суровой, но в глубине души - искренне мечтательной. Порою, обходя рабочие ангары с найтмарами, вторая принцесса Священной Британской Империи сводила брови к переносице и устало полуопускала веки. Подчинённые бледнели и старались держаться подальше от суровой военачальницы. Им и в голову не могло прийти, что Корнелия Ли Британия может мечтательно щуриться, фантазируя о чашечке кофе, о джазовой музыке и о... Впрочем, нет. Эта фантазия была слишком откровенной и недостойной воображения принцессы.
Сэр рыцарь Гилберт Гилфорд нисколько не скрывал того, что был натурой романтичной и мечтательной. Ставивший долг - перед принцессой, конечно же - и честь - не свою, естественно, а принцессы - превыше всего, Гилфорд понимал, что идеал его - прекрасная леди Корнелия - всегда будет для него луной на небе. Но это нисколько не мешало благородному рыцарю бродить по ангарам, смотря перед собой невидящим взглядом и мечтать о чашечке кофе... любимого сорта принцессы... о джазовой музыке... которую так любит принцесса... и о... Нет, нет, нет и нет! Это - невозможно.
конечно же, подобные прогулки, сводившиеся к минимизации поля зрения посредством "устало сощурённого взора" и "невидящего взгляда" не могли окончится ничем хорошим. Особенно в эту унылую сумеречную зиму. Особенно вечером. Особенно в полутёмном ангаре. Особенно...
БУМ-С!
- Чтоб тебя! - прошипела Корнелия и выругалась словами, никоим образом неподходящими для уст благородной леди.
- Принцесса! - засуетился Гилфорд, осознавший, что столкнулся лбом (заметьте, в самом буквальном смысле) со своей воплощённой мечтой. - Принцесса, Вы не ранены? Принцесса, Вы живы?
Бухнувшаяся на пол Корнелия сидела и потирала высокий лоб, на котором грозила выскочить шишка. И как она могла не заметить? Нет, определённо надо завязывать с этими глупыми фантазиями...
- Жить буду, - буркнула Корнелия, поднимаясь с пола при помощи Гилфорда и оправляя камзол.
- Простите, принцесса...
- Да забудь...
- Я замечтался, - смущённо и нетвёрдо произнёс Гилфорд, лишь на последнем звуке замечая, что говорит одновременно с принцессой, с губ которой сорвалось:
- Да это я замечталась...
Рыцарь и принцесса обменялись удивлёнными взглядами. И одновременно произнесли:
- О кофе...
Взгляды стали ещё пристальнее, атмосфера - ещё накалённее. В воздухе разлились флюиды грозы и... запах кофе.
Снова одновременно:
- О джазе...
Воздух стал густым, казалось, дышать им уже невозможно, его можно было в крайнем случае пить. Кто-то в дальнем конце ангара включил музыку. Стройные джазовые ритмы наполнили пространство.
"И о..." - подумали оба столь же одновременно и бросили недвусмысленные взгляды в сторону выхода из ангара, за которым в тихом романтическом танце кружились хлопья белого снега.
- Принцесса, а Вы не хотели бы... - заливаясь румянцем и благославляя полутьму, начал Гилфорд.
- Дурак ты, Гил, - просто бросила Корнелия, прислоняясь к стене. На лице разлилась довольное и поистине мечтательное выражение. - Какой дурак...
Она направилась к выходу и привычным кивком головы, которым обычно отдавала Гилу беззвучные приказы перед боем, позвала его с собой.


***
- Вот тебе!
- Это нечестно!
- Дивизия Грастонских Рыцарей - бой!
- Злоупотребление служебным положением! Согласно статье 349 Устава...
- Заткнись и бейся со мной на равных в честном бою, мужчина!
Биться? С принцессой? На равных?! Пока Гилфорд думал о воплощении подобного оксюморона в реальность, в грудь ему угодил ещё один снаряд, мастерски запущённый натренированной рукой принцессы. Рыцарский мундир был безвозвратно испорчен. Ледяную корку потом не отскребёшь, не повредив ткань...
Что поделать, если леди Корнелия всегда была мастером игры в снежки?


Её губы пахли мёдом

Dzuri Makimachi, специально для тебя

Он снова был чертовски пьян. И снова ей приходилось тащить его, в стельку напившегося, до казённой квартиры. Не в первый и, видит Бог, далеко не в последний раз. Просто она, наверное, уже ко всему привыкла.
Старший лейтенант Хоукай поудобнее перехватила практически бесчувственное тело Пламенного Алхимика и продолжила путь на пятый этаж военных квартир, где и располагалось жилище самого обаятельного в Ист-Сити полковника армии Аместриса. Именно таким он был для всех. Но - не для неё.
Слишком много было у них общего. Война - одна на двоих. Поражение - одно на двоих. Ночные кошмары - одни на двоих. Ненависть - так же одна на двоих. Скрытая, беспощадная, безжалостная, всепоглощающая ненависть.И непрестанная борьба.
Пожалуй, из всех живущих на земле только Маэс Хьюз и Лиза Хоукай понимали, почему полковник Мустанг порою выглатывает целую бутылку коньяка и в забытьи мрачно пялится на грязные стены самых дешёвых заведений Аместриса.
Маэс понимал это абстрактно. Лиза прошла через агонию Ишвара и по себе знала, что испытывал полковник в минуты, когда прошлое дымкой кровавого тумана вставало перед глазами. На той войне не было жалости ни к одной из сторон.
Вот, наконец, и дверь Мустанга. У Лизы всегда были свои ключи. Романтика ни при чём. Просто Рой давно знает, что ситуации, подобные сегодняшней, случались, случаются и будут cлучаться. Знает и то, что никому, кроме Хоукай, не под силу будет довести отбрыкивающегося полковника до постели.
Он что-то бормотал себе под нос, когда она уложила его на жёсткую кровать и начала стягивать с него сапоги. Привычно дело. В лицо пахнуло парами коньяка, когда она начала снимать с него китель и рубашку. И впрямь чертовски пьян.
Подчиняясь смутному порыву, Хоукай смахнула со лба полковника смоляно-чёрную прядь волос. Лицо Мустанга исказила недовольная гримаса. Между бровями, сведёнными к переносице, залегла вертикальная чёрточка.
"А раньше её не было..." - отстранённо подумала Лиза, садясь на пол и осторожно глядя на начальника.
Полгода назад, когда их перевели из Централа в Ист-Сити, Мустанг стал ещё мрачнее, чем обычно. "На полшага сдали назад!" - сказал он однажды, отчаянно ударив кулаком в стену. Рой всегда слишком близко к сердцу воспринимал свои неудачи.
Свои?
Это были не его неудачи. Это были неудачи их общей мечты.
Лиза мотнула головой, смахивая с щеки пшеничную прядь. Волосы за полгода уже успели отрасти и кончики, бывало, щекотили плечи, но обрезать светлые патлы всё никак не находилось времени.
Хоукай поднялась с пола и стянула-таки с Мустанга китель. Едва она взялась за пуговицы рубашки, как на талию ей легла тяжелая рука полковника. Не покидая состояния пьяной дрёмы, Мустанг притянул лейтенанта к себе.
Она могла бы сопротивляться. Но отчего-то вовсе не хотела. Быть может, потому что в глубине души понимала - Мустанг для неё уже давно перестал быть просто начальником. И даже просто человеком, который сможет воплотить их мечту в жизнь.
Пробормотав что-то несвязное, Пламенный уже почти подмял женщину под себя, и руки его бесстыдно начали блуждать по её тонкой талии. Губы внезапно оказались нереально близко. Настолько близко, что...
Она сама не заметила, в какой момент уже чувствовала на языке терпкий и тяжёлый вкус коньяка, выпитого полковником. Руки судорожно сжались в кулаки. Тело дёрнулось, будто бы от удара током, и изогнулось дугой. "Это нереально... Нереально..."
А нетвёрдые пальцы Мустанга уже стягивали с неё форму. И сопротивляться этим мягким прикосновениям было невозможно. Потому что... Потому что...
Это сводило с ума.
Сохраняя последние остатки гордости, Лиза всё-таки смогла вырваться из пламенных объятий. Руки тревожно подрагивали. Словно во сне опустившись на пол, Хоукай вцепилась пальцами в растрепавшиеся волосы и попыталась успокоить дыхание. Получилось плохо, но хотя бы удалось унять дрожь во всём теле.
Стараясь двигаться несылшно - как будто полковника в таком состоянии что-то могло разбудить - лейтенант поднялась. И уйти бы, постаравшись забыть о том, что случилось... Нет же. Не устояла. Оглянулась. А оглянувшись, не смогла уйти просто так.
В тусклом свете уличных фонарей, просачивающемся из окна, загорелое лицо Мустанга казалось нездорово бледным.
Лиза не выдержала - провела рукой по щеке, на которой уже едва заметно пробивалась щетина. А потом медленно, будто сама не веря в то, что делает, склонилась к его лицу и коснулась его губ своими.
Возвращаясь тёмными переулками в свою квартиру, Хоукай думала только об одном - это едва ощутимое прикосновение губ к губам было самой большой ошибкой в её жизни.

А наутро полковник Мустанг проснулся с раскалывающейся головой. Он долго пытался понять, как кончился вчера его вечер, но память услужливо молчала. Лишь смутные воспоминания подсказывали Мустангу о том, что вчерашний день он закончил в компании представительницы прекрасного пола. Он не помнил ни как её звали, ни как она выглядит. Да и стоило ли это узнавать, имея на руках всего лишь одну зацепку?
Её губы пахли мёдом.


Ненужное письмо

Savanja, тебе сюда

"Здравствуй, дорогой Эдвард!"
Уинри вывела кривоватым поспешным почерком последнюю закорючку и уставилась на бумажный лист. Как-то всё выходило слишком банально, но что ещё можно написать, Уинри не знала. Подперев щёку рукой, девушка уставилась на вид за окном.
Нет, ну честное слово! Что ему, сложно было приехать в Ризенбург хотя бы на пару дней?!
Рокбелл состроила злобную гимаску и недовольно уставилась на листок. Который, к слову сказать, уже через пару секунд был зло смят и незамедлительно отпрален в мусорную корзину.
"Привет, неряха Эд!"
И снова ручка застывает в дюйме от бумажной поверхности.
Уууух, этот Эдвард! Противный, вредный! Даже письмо для него писаться не хочет!
Уинри положила ручку на стол и стала задумчиво прохаживаться по комнате. Дело было даже и не в письме. Чёрт его знает, когда Эд его получит, это письмо. А Эдварду уже давно надо было обновить автоброню. И пройти обследование у бабушки. И нормально поесть. И... И... И...
Ох уж этот Эд!
Уинри резко развернулась, подошла к столу и с новыми силами взялась за написание столь важного послания. Но не успела она написать пары достаточно хлёстких и язвительных фраз в адрес старшего Элрика, как боевой задор исчез.
Уинри взобралась на стул с ногами и уткнулась носом в коленки.
"Эд... Я соскучилась..."
Она не хотела признаваться в этом самой себе, но правда оставалась правдой. Она действительно просто соскучилась по Эду. Просто устала постоянно переживать за него и за малыша Ала. Устала...
Хлопок входной двери двери вывел девочку из ступора.
- Ба, это ты? - спросила девочке и кинулась помогать бабушке, но...
На пороге стоял сияющий самодовольной улыбкой Эд.
Письмо было уже не нужно.


Даже бессмертные...

Yuna_Kairi, вот и тебе

Она не любила возвращаться в Японию. Как не любила возвращаться куда-либо. Уходя, она предпочитала рвать всевозможные связи. И если уж прошлое её догоняло, то она предпочитала делать вид, что это вовсе не её проблемы. То, что это иногда доставляло проблемы другим, было несущественной мелочью.
Но не вернуться сюда она не могла.
Что её заставляло год за годом возвращаться в страну, поднявшую восстание, которому удалось изменить мир, она и сама толком не понимала. Разве что... воспоминание об этом мальчишке? А ведь он и был мальчишкой. Мальчишкой - глупым, самонадеянным, мечтательным.
Ведьма улыбнулась. Даже бессмертные могут быть не в силах забыть...
Не первый, кто задумался о грешности Гиасса, но первый, кто осмелился взять грех на себя. Не первый, получивший Гиасс от неё, но первый, кто... Нет, не достиг того уровня, чтобы исполнить то, что она много веков считала своим желанием, но достиг того, чтобы узнать её истинное желание...
Даже бессмертные могут обманывать себя.
Мальчишка. Глуп. Наивен. Но - он всё-таки смог изменить этот мир.
С.С. сидела на травке, прислонившись спиной к огромному дереву. Место было тихим и уютным. Самое то, для того, чтобы вновь заблудиться в лабиринтах памяти. А аллеи здесь и впрямь похожи на лабиринты. И носящиеся в воздухе розовые лепестки так схожи с маленькими птичками, улетающими далеко и навсегда...
"Когда-нибудь эти воспоминания уйдут... улетят - словно лепестки..."
Перед глазами внезапно всплыло лицо Лелуша.
С.С. внезапно подумала о том, что она нисколько не жалеет о времени, проведённом с этим мечтательным мальчиком. Ведь если бы не было Лелуша... не было бы, должно быть, и тихих беззвучных ночей, и сжигающего утреннего света из окна, и вечернего ветра, прохладой проходящегося по почти обнажённому телу Серой Ведьмы, прикрытому лишь тонкой белой рубашкой школьной формы академии Эшфорд.
И не было бы возможности утопить серость и беспросветность дней в тихом омуте ненормальной, нереальной, невозможной... Страсти? Нежности? Любви? Серая Ведьма не знала, как охарактеризовать свои отношения с Лелушем. Таких слов попросту не было. Да и надо ли было называть это словами?
Даже бессмертные могут искать утешения.
С.С. безучастно покрутила в руках вандальски отломанную кем-то от дерева веточку сакуры. Нежно-розовые лепесточки не торопились осыпаться и быть унесёнными в неизвестность безжалостно-ласковым ветерком. Трепетали и дрожали, но продолжали держаться за гибкую тоненькую веточку...
"Знаешь, Лелуш... Я не позволю этим воспоминаниям уйти..."
С.С. едва заметно улыбнулась и аккуратно прижала веточку к груди.
И никто - даже она сама - не узнал бы в лиричной девушке под деревом сакуры безжалостную флегматичную ведьму, что стала сообщницей самого Зеро, что была помощницей самого Лелуша Кровавого...
Даже бессмертные могут улыбаться.


Узкий коридор

Уильям Лоуфорд aka даненка Ангва Убервальд, обещанное Вам

Коридор на втором этаже в особняке на Борзой слишком узкий. Не пройти, разминувшись. Не спрятаться, не скрыться. Не убежать. Не сохранить в тайне того, что плещется на самом дне глаз.
Серое утро за окном. Обрывки лент и искусственных фиалок на карнизе. Улица пустынна.
Шаг. Шаг. Шаг.
Шатающийся и упорно продолжавший изображать бесполезного пьяньчугу Базиль зло ухмыльнулся. Строго вышагивавшая по коридору Тея глубоко вздохнула.
Шаг. Шаг. Шаг.
Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь узнает, что пуделиное ничтожество подложило королю Пьеру такую свинью. Да и с чего бы? Ведь пьяный Базиль - всего лишь пьяный Базиль. Паяц. Шут с туповатой улыбкой на губах и... одиночеством на дне пьянящих фиалковых глаз.
Шаг. Шаг. Шаг.
Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь узнает, что графине Аганнской приходится испытывать в холодном Мунтском особняке на улице Борзой, находясь в окружении совершенно чужих людей, которые не только не уважали её, но и ненавидели за благородную кровь Койла. А ведь тихое одиночество, тупой занозой прочно засевшее в сердце, не даёт уснуть зимней ночью.
Шаг. Шаг. Шаг.
Да, коридор узок, но пройти, не столкнувшись, можно. И кому какое дело, если манжета его камзола случайно соприкоснётся с рукавом её строгого платья?
Шаг. Шаг. Шаг.
Время тянется как смола. Мимолётное столкновение неизбежно. На его лице - глуповатая наносная улыбка. Её губы строго поджаты, глаза кротко опущены вниз.
Шаг. Шаг...
Едва ощутимое прикосновение. Прикосновение длительностью меньше мига.
Какая сила заставила и его, и её увидеть это?
Сплетённые руки... Соединённые губы... Горячее прерывистое дыхание... Биение сердец... Головокружительный водовороот не чувств даже, чего-то большего. Ощущения за гранью реальности, за гранью времени. Да и ощущения ли? Нечто выше и сильнее этого мира обыденности и серости.
Невидимым пламенем под серебристым атласом платья загорелись следы от ласк и поцелуев - на груди, на шее, на плечах, руках, животе... Ещё чуть-чуть - и всё тело займётся огнём. Всепожирающим, всеуничтожающим.
Холодом пробрало до самых костей, и под сиренево-чёрным камзолом по спине пробежали мурашки от тихих тёплых объятий, от страстной нежности, неожиданной от холодной красавицы-невестки.
Шаг.
Стук каблуков умолкает меньше, чем на секунду, меньше, чем на мгновение, на полмига. Замершие было сердца, пропустив пару тактов, начинают быться снова - уже с удвоенной скоростью. Время возвращается в свою обычнейшую калею.
Шаг. Шаг. Шаг.
Снова по узкому коридору идут двое совершенно чужих друг другу людей, меньше, чем на миг ставших друг для друга единственными существами во Вселенной.
Шаг. Шаг. Шаг.
Чёткая поступь Теи. Кривоватая, неверная, шатающаяся походка Базиля. Она - всё та же холодная неприкосновенность. Он - по-прежнему строит из себя пьянь и ничтожество. Всё как и пржде.
И лишь всегда бережно скрываемое одиночество и нелюбовь к арцийской столице будут единственным, что связывает Базиля, графа Мо, и Доротею, графиню Аганнскую. Больше ничего. Ничего - ровным счётом.
Она не обернётся. Лишь чуть повернёт голову в сторону - настолько, чтобы увидеть его тень на белой стене коридора. А потом, как и прежде опустит глаза, устыдившись того, что не сказала "дорогому деверю" ни слова, чем нарушила принятые в доме манеры. Не обернётся и он. Всего-то прислушается к её шагам за своей спиной.
Назавтра он отправится в Ифрану, чтобы вернуться к должности королевского посла. Назватра она уедет в Аган, к дочерям. Но ещё очень-очень долго холодными ночами, когда одиночество будет ощутимо почти физически, они будут вспоминать странное видение, посланное то ли Создателем, то ли Проклятым...


Ранней весной

Ведьма 2102, муза моя... тык?

Дни в Сейрейтее солнечные, бледно-жёлтые, светлые и прозрачные. В такие дни дышится легко и просто. В такие дни хочется сидеть на татами, скрестив ноги, и попивать зелёный чай, от которого тянет ароматами лотоса и мяты. Редкие порывы ветра приносят бледно-голубую прохладу, робко напоминающую о том, что зима отступила не так давно.
Сейрейтейские дни в раннюю весну - это время полправдивых полуулыбок и искоса бросаемых украдкой взглядов. Время, когда шинигами чинно проходят друг мимо друга, вежливо кивают головами, но, между тем, думают о чём-то своём. Дни ранней весной - не время для откровений, но и не время для для лжи.
Совсем другое дело - ночью. Ночи - холодные и влажные, но такие же прозрачные, как и дни. Такие ночи не созданы для страсти, но созданы для тихих любовных тайн. Тайн, которых никто никогда не раскроет, потому что их ласковым пологом укрывает темнота, пронизанная лишь лунным да звёздным светом.
Капитан четвёртого отряда Унохана Рецу в это время года никогда не закрывает сёдзи своей спальни. Потому и укладывает поверх футона не одно, а два одеяла - капитану отряда медиков и снабженцев не пристало болеть. Но отказать себе в многолетней привычке спать с открытыми створками дверей, выходящих в маленький акуратный садик, йонбантай-тайчо не в силах. Лейтенант Котецу считает, что Унохане-доно не хватает свежего воздуха. Рецу не спешит её разуверять и, ласково улыбаясь, смотрит на облитые молочным светом маленькие деревца в саду.
Унохана-тайчо не ипсугается, когда после того, как едва-едва пробьёт два раза сейрейтейский колокол, в саду зазвучат тяжёлые, но осторожные шаги. Она знает послеполуночного гостя. Ведь именно для него и остаются открытыми створки сёзди. Нет, второе одеяло не для этого, вовсе нет. Лишь только посетитель зайдёт в команту, надобность во втором одеяле пропадёт - Унохана-тайчо может быть уверена, что этой ночью точно не замёрзнет. А одеяло лежит здесь лишь оттого, что капитан четвёртого отряда не может быть уверена в том, что именно сегодня ночной гость осторожно шагнёт в её комнату.
Но этой ночью меж раскрытых створок могучий силуэт, облитый бледным блеском одноглазой луны, всё же появляется. Унохана-тайчо знает всё наперёд - не в первый, да и не в последний раз.
Мужчина сделает шаг - Рецу поднимется с футона и потянется к нему. Объятия тесные, даже слишком тесные, но не страстные. Страсть - не для них. Да и зачем? Унохане чужды мимолётные порывы, а Зараки успевает выплеснуть всю страстность в бою.
Он опустится на пол и, уткнувшись лицом ей в живот, позволит ей расплести свои волосы. Чёрные жёсткие патлы ниспадут поверх разодранного хаори. Она запустит свои тонкие белые пальцы в эти самые непокорные патлы. Погладит его по голове - нежно, ласково. И он не будет сопротивляться.
А потом Зараки осторожно поднимется с колен и аккуратно повалит женщину на постель. Он будет небрежен и, быть может, даже резок. Но Рецу будет молчать. Она привыкла и давно поняла, что это не со зла, а оттого лишь, что по-другому он не умеет.
И будут крепко-накрепко сжаты руки. И будут в нежном поцелуе соединены губы. И будут причудливо сплетены тела. Прикосновения - тесные, грубые и даже немножечко болезненные, но непременно - нежные.
И плавные неспешные движения. И горячее влажное дыхание на плечах и груди. И разливающееся внутри у обоих тепло. Оно идёт от сердца, расплывается везде, делает тело лёгким, почти невесомым. Им незачем думать над тем, что будет утром. Они будут заниматься любовью, наслаждаясь одним лишь моментом.
А потом она утонет в его объятиях. Ей будет тепло и хорошо. Она просто прижмётся щекой к его плечу, а он уткнётся носом в её волосы, полыхающие ароматами озёрных лилий. И эта тихая нежность, кажется, уносит их в совершенно иной мир. Мир, где нет ни ответственности за отряды, ни постоянных битв, ни вражды, ни суеты... В этом маленьком мирке существуют только Мужчина и Женщина.
А утром она проснётся. Уже в одиночестве. Уже укрытая двумя одеялами. Из распахнутых створок сёдзи потянет утренней свежестью. Она поднимется с футона, облачится в хакама и косоде, Как обычно, заплетёт волосы в толстую косу, накинет на плечи белоснежное хаори и из простой женщины превратится в йонбантай-тайчо Унохану Рецу.
До следующего визита послеполуночного гостя.


Редкие сны

Мако... я старалась...

Княгиня Киевская не любила сновидения. Они не приносили ей ничего хорошего. Как правило после ночных видений Астороше Асра просыпалась в холодной поту. И дело тут было вовсе не в том, что Княгиня чего-то боялась. Вовсе нет. Но в сны княгини, как правило, беспардонно вклинивались картины прошлого. Те самые, о которых Астороше предпочла бы просто забыть.
Но вот этот сон, повторявшийся время от времени, Астэ любила. Не сон даже как таковой, а сплошное ощущение. Ощущение нереальной, просто невозможной свободы. Она испытывала нечто подобное в каждой битве. Испытывала в тот миг, когда бросалась на противника, не задумываясь ни о чём. В тот миг, когда в мире оставались лишь трое - враг, она и её копье.
Сжимать в руках рукоять Гаэ-Болга. Становиться с оружием единым целым. Биться, защищая честь Империи и Императрицы. Уничтожить в себе всё, кроме ненасытной жаджды убийства во благо того, что дорого не только тебе, но и тем, кто стоит за твоей спиной - десяткам ушедших за грань родичей. Что может быть лучше?
Княгиня Киевская не желала признаваться в этом даже себе самой. Но было нечто, что заставляло трепетать её ещё больше, чем праведная ярость истинной метоселанки. И этим "нечто" был сон, подобный тому, который Астэ видела в эту ночь.
Астороше снилось, что она была ветром.


Сюрприз для капитана

Скучающий Маньяк, прошу

Рангику осторожно заглянула в кабинет, проверяя, не засиделся ли тайчо за отчётами. Не то чтобы она сильно переживала за то, что Хицугая перенапрягался. Не то чтобы она сильно боялась получить нагоняй за очередную самовольную отлучку с поста на грунт.
Мацумото-фукутайчо банально не хотела портить такой замечательный сюрприз.
Удостоверившись, что капитана в кабинете нет, Рангику прокралась к столу и, осторожно оглядываясь по сторонам, аккуратно положила на стол тёмно-синюю коробочку. Удовлетворённо вздохнув, Рангику улыбнулась. После секундного раздумия Мацумото прикрыла коробочку большой стопкой бумаг, адресованных главнокомандующему Ямамото.
Мурлыкая себе под нос ненавязчивую мелодию, лейтенант десятого отряда с чувством выполненого долга, покинула кабинет Хицугаи-тайчо.

Тоширо был зол. Между сведёнными к переносице бровями залегла вертикальная чёрточка. Глаза капитана десятого отряда полыхали ледяным пламенем. Ему в буквальном смысле хотелось зарычать!
Ох уж эта Мацумото! Каких усилий Хицугае стоило сдерживать приливающую к щекам краску всякий раз, когда ему доносили о её отлучках в мир живых! А ведь ему, Хицугае Тоширо, непростительно допускать столь грубое нарушение дисциплины. Тем паче, что эту дисциплину нарушает не кто-нибудь, а второе лицо в отряде!
Нет. Во имя Короля Духов. Сегодня эта рыжая кошара одним устным выговором не отделается! До утра будет в кабинете сидеть и писать под его чутким руководством отчёты. Пока пальцы до крови не сотрёт!
Хицугая зашёл в кабинет, резко захлопнув за собой сёдзи. Он устало сел за рабочий стол и с тоской посмотрел на стопку рабочей документации.
День клонился к концу. Мацумото, вовремя сообразив, что по шее пока давать не собираюстся, пару часов назад махнула ручкой и убежала "в гости к Кьёраку-тайчо". Тоширо со вздохом взялся за просмотр документации на имя Ямамото-сетайчо. Хицугая прекрасно понимал, что сегодня он своего лейтенанта не накажет. И завтра тоже. Впрочем, и послезавтра, и через неделю, и через месяц...
Добрый он. Чресчур. Надо быть жестче. Особенно - с Мацумото! Но ведь посмотришь в лукаво-наивные и верные-верные глаза этой дурёхи Рангику - и махнёшь рукой. Не говоря уже о том, чтобы будить её, когда она за отчётами заснёт.
Эх... Дуры - они и в Сейрейтее дуры.

Стопка бумаг неуклонно уменьшалась. В глазах уже рябило. Дико хотелось бросить всё, но долг призывал и дальше не глядя брать из стопки ещё один отчёт и перепроверять его по пять раз. Невозмутимо продолжая работать, капитан десятого отряда потянулся было за следующим документом, но пальцы не ощутили знакомой гладкости бумажного листа.
Хицугая удивлённо перевёл взгляд. Документы кончились. Зато под рукой у Тоширо была неизвестно откуда взявшаяся тёмно-синяя коробка. МА ведь он прекрасно помнил, что когда вчера уходил из кабинета, этой коробки здесь не было.
Проведя рукой по тёмно-синей шершавой поверхности, джубантай-тайчо пододвинул коробку к себе и внимательно присмотрелся к ней. Вроде бы ничего опасного. Или всё же...
Решившись, Тоширо приподнял крышку.
и тут же её захлопнул.
Опасливо оглядевшись по сторонам, Хицугая удостоверился, что никто не видел его действий, а потом быстро убрал коробку в ящик стола.
Попытавшись натянуть на лицо выражение холодной невозмутимости, капитан десятого отряда вернулся к работе. Очередной отчёт - на сей раз из новой аккуратной, но не менее объемной стопочки - с нетерпением ожидал, когда же в него внесут коррективы, пошлют главнокомандующему и отправят в мусорную корзину, даже не прочитав.
Прошло как мимнимум десять минут, прежде чем Хицугая-тайчо понял, что читает заголовок на белой рисовой бумаге уже в пятьдесят восьмой раз.
Мыслей его не покидало содержимое поспешно убранной в ящик стола коробки.
Аккуратно положив отчёт в стопку с уже проверенной документацией, Тоширо достал из стола коробку и поставил её перед собой. Глубоко вздохнув, он попытался успокоиться и откинул крышку.
Судорожно сглотнув слюну, Хицугая протянул руку к первому шоколадному пирожному.
Отчёты были забыты. Наконец-то Хицугая-тайчо мог есть свои любимые шоколадные пирожные, а не чёртовы леденцы и кармельки, снабжать которыми его норовило едва ли не всё население Готея поголовно!

Тихонько раздвинув сёдзи, лейтенант десятого отряда одним глазком заглянула в капитанский кабинет.
Тайчо мирно спал., положив голову на стопку с отчётами. Опустевшая коробка из-под пирожных лежала рядом. Мацумото довольно улыбнулась самой себе. Она подошла к столу и умилённо посмотрела на своего капитана.
Разгладившаяся складка сверху переносицы была едва заметна. Ровное дыхание заставляло легонько трепетать листы бумаги, прямо на которых и заснул сытый и счастливый Хицугая.
Рангику прищурила глаза и заметила на верхнем листке шоколадное пятно. "Ай-яй-яй! Как можно быть таким неакуратным, а? Тайчо?" - про себя усмехнулась рыжеволосая красотка и взялась переписывать испорченный отчёт.

Утром Хицугая-тайчо обнаружил, что пустая коробка исчезла в неизвестном направлении, а случайно испачканные вчера бумаги переписаны размашистым и не очень аккуратным почерком Мацумото. Сама Рангику обнаружилась здесь же, в кабинете, на диване. С видом довольной сытой кошки она как обычно, мурлыкала себе что-то под нос и листала добытый на грунте журнал.
- Д...Доброе утро, Мацумото...
Ран вскинула голову и удовлетворённо кивнула:
-Доброе утро, таааайчо! Хотите чаю? Я сейчас!
Она кинулась прочь из кабинета с какими-то дикими воплями, попутно сшибая всё на своём пути. Хицугая вздохнул и едва заметно улыбнулся. Ведь секрет его пристрастий в еде знала только Рангику.
"Ох уж эта Мацумото..."


В пустом классе

Шнайзель, держи

Джино Вайнберг был истинным джентльменом и Рыцарем Круга, потому никогда не шёл против желаний дамы. Вот только о дамских желаниях у него порой складывалось немного странное мнение. Вследствие чего лорд Вайнберг думал, что знает о том, чего хотят женщины, гораздо больше, чем они сами.
Впрочем, никто не спешил говорить о том, что это было ложью.
- Остановись... боже... Джино... Не надо...
Но Вайнберг, не прекращая ласкать сквозь школьный жакет грудь Каллен, лишь с тихим шелчком запер дверь классной комнаты. Под его умелыми ласками Каллен тихонько застонала и вновь попыталась отстраниться. Разве могло у неё что-то выйти? Перед обаянием Вайнберга всё было тщетно.
Из груди Каллен вновь вырвался вздох, когда рука Джино проникла ей под юбку и с завидным упорством начала действовать в самых нежных местах. Она не стала сопротивляться, когда Джино сорвал с неё нижнее белье. Лишь вздрогнула, когда Вайнберг задел окрепший и возбуждённый бугорок мягкой розовой плоти.
- Каллен... Моя милая, прекрасная Каллен... - ласково и насмешливо прошептал Джино, склонившись над маленьким аккуратным ушком своей бывшей боевой оппонентки. Его влажное дыхание щекотило виски и неумолимо возбуждало, но из последних сил Козуки всё-таки попыталась прервать сумасшествие:
- Джино... Ну не в академии!..
Рыцарь, нисколько не смущаясь тем фактом, что он находится в учебном заведении, вновь притянул девушку к себе и заткнул ей рот сладким поцелуем. Лаская своим языком маленький влажный ротик Каллен, Джино всё больше и больше распалял в ней страсть, побуждая отдаться прямо здесь и сейчас. Тем временем, не забывал Джино и об извивающемся в его объятиях стройном крепком девичьем теле.
Аккуратно, но быстро и умело, Джино расстегнул пуговицы на школьной блузке. Его привыкшие к управлению найтмаром руки жёстко, но нежно начали ласкать упругие тяжёлые девичьи груди. Он играл с ними, мял, едва ощутимо проводил пальцами, заставляя Каллен сопровождать их так и не прервавшийся поцелуй громкими стонами.
Уже нисколько не стесняясь, даже позабыв о всяких приличиях, Каллен сама залезла на колени Джино, прижалась к нему всем телом, сама жадно целовала, почти кусалсь, срывая с него одежду, царапала его обнажённую спину.
В бедро упёрлось что-то твёрдое. Тело Каллен пробрала дрожь. Она ещё крепче вцепилась в плечи Джино. Восприняв это, как руководство к действию, Вайнберг подхватил девушку и, опрокинув её на парту, продолжил ласкать её тело. Закинул её ноги себе на плечи, губами коснулся подтянутых напряжённых икр. Каллен извивалась от страсти, её громкие стенания заполнили класс.
Наклонившись, пилот "Тристана", вновь впился своими губами в губы Козуки. Не прошло мгновения, как глаза Каллен широко раскрылись - она ощутила, как в неё ворвалось нечто горячее, упругое. Джино двигался то резко и быстро, то плавно и медленно. Растягивал удовольствие, заставляя себя и её трепетать от желания.
Каллен отрывисто выталкивала из себя жёсткие стоны. Прижимая Джино к своему телу, она чувствовала, как его язык ласкает её грудь, как холодеет след его слюны около её сосков, между ключиц, на шее... Она сама уже двигалась навстречу ему, чтобы принять его в себя как можно глубже, чтобы чувствовать его в себе теснее...
Разорвавшись внутри неё струей семени, Джино повалился, подминая под себя её тело. Каллен устало выдохнула, тяжело перевернулась на бок, укутавшись в его объятия. И прямо там, на парте, задремала.

Джино улыбнулся. Жалко было её будить, но деваться было некуда.
- Просыпайся, моя леди.
Козуки сморщила носик и нехотя открыла глаза. Вспомнив, что случилось, она схватила, что первое попалось под руку - а была это её собственная юбка - и запустила в Вайнберга:
- Ты!..
- Я.
- Ух... - Каллен глухо зарычала, но Джино только рассмеялся.
- Ты так прекрасна в гневе, моя леди!
Каллен нахмурилась и попыталась отнять у Рыцаря Круга юбку. Впрочем, последняя попытка вылилась в очередную перепалку, в ходе которой были и догонялки по пустому классу, и брань на дикой смеси британского и японского, и даже импровизированная драка.
Одевшись, в конце концов, Каллен украдкой кинула взгляд на Джино. И не смогла не улыбнуться. Менять его бесполезно. Он так и останется шутом. "Джино, Джино... Когда-нибудь... я тебя убью!"
Весело и беспричинно рассмеявшись, Каллен схватила портфель и убежала, попрощавшись с Джино мимолётным чмоком в щёку. "До встречи, Джино... До нашей следующей страстной встречи..."


UPD
Итак, С Новым годом!